Феномена связующая нить

Понять происходящее порой так же трудно, как заглянуть за горизонт. И, наверное, по этой причине люди не в состоянии осмыслить то загадочное, таинственное, что хотя бы раз, но случалось в их жизни. А если не раз? Если чудо, озадачив в молодости, вдруг нежданно-негаданно, материализовавшись, становится явью в зрелом возрасте, чтобы наведываться вновь и вновь. Что тогда? Тогда поневоле приходится с ним уживаться, как бывает между надоевшими друг другу соседями в большой коммунальной квартире.

Сравнение с натянутыми отношениями в коммуналке вполне уместно, когда размышляешь об аномалиях Пинских болот, об аномалиях Кандагара, с ними связанными, считает полковник российских ВВС Егор Степанович Мартолин, предложивший сначала окунуться в невероять сравнительно недавних событий, затем отправиться к их отдаленным истокам, где давние события стартовали. Предложение это, безусловно, разумное. Принимается исследователями непознанного безоговорочно.

Мартолин белорус. Родом из Пинска, окрестности которого он - заядлый грибник и ягодник - знает как мало кто другой. Погостить у сестры из Подмосковья на родину приезжает ежегодно. Так как во времени он - военный пенсионер - не ограничен, с наслаждением бродит по лесам и долам родной стороны в компании старшего брата и племянников сколь угодно долго, не считаясь с капризами погоды. Об одном загадочном таком походе, когда «с неба вдруг посыпалось то, чего там не может быть, и мокрая земля начала стрелять», отставник вспоминает:

- Осень выдалась сухая. Топи обнажились. Стали опасны выбросами болотного газа - смеси метана, углекислых взвесей, азота. Газ, скапливаясь в низинах, действует как наркотик, иногда воспламеняется. Зная это, мы в поисках клюквы шли верхами, по кромке затвердевшей грязевой корки. Тут и заприметили замшелый, окруженный зарослями сухого камыша островок. Вокруг него ягод было красным-красно. Осторожно двинулись по кочкам, в считанные минуты доверху наполнив ивовые короба. Брат Иван, сославшись на усталость и недомогание, предложил заночевать на островке. У меня, человека выносливого, ноги почему-то тоже налились тяжестью.

Развели огонь. Уселись вокруг на прогретую землю. Поели. Выпили малость. Только приготовили лежанку из камыша, как началось. С сумеречного неба прямо в центр костерка ударил сильный порыв ветра, разметав тлеющие угли и погасив огонь. Выжженное кострище прицельно начали долбить похожие на антрацит камни. Как только они образовали горку, сразу посыпались желтоватые куски спекшегося стекла. Стекляшки эти полностью покрыли каменную насыпь. Воздух над трясиной засветился, наполнился зелеными блесками. В отдалении из-под земли выбились и затеяли танец языки алого пламени. Раздались ружейные выстрелы, сопровождаемые свистом пуль. По звукам я без труда определил, что стреляли в небо. Ошарашенный брат Иван встал и, словно в гипнозе, направился к воде. Оттуда крикнул, что подойти к ней не может. Кто-то или что-то не пускает, тянет назад. Я тоже пережил занятные минуты, ощутив пристальные, давящие, разогревающие кровь взгляды со всех сторон - из-под ног, из выси, с боков.

Что касается мальчишек, они крепко спали, причем сидя. Бросив на камышовое ложе брезентовые накидки, мы с Иваном перенесли на него ребят. Дышали парни ровно. Только тела их сковало - лежали, согнув руки и ноги.

Брат храбрился. Обещал разделить со мной ночное бдение. Уснул. Будить я его не стал. Сам спать не хотел. Не хотел, потому что, уверен, специально для меня готовилось нечто невообразимое, но не совсем неожиданное, ожидаемое многие годы.

Ровно в полночь куда-то подевались специфические болотные запахи. От трясины повеяло крепким соленым, наполненным йодом морским бризом. Вода осветилась, вспыхнула, заиграла, будто на дне включили мощные прожектора. Цветом, как синька, она пузырилась, колыхалась, вздымалась. Мартолин, спину которого обдавало ледяным воздухом, сам не зная зачем, бросился к этой странной воде, опустил в нее руки. Руки по локоть покрылись густой краской-синевой. Краска стекала с них, шипя и потрескивая. Не достигая поверхности воды, капли, увеличиваясь до размеров куриного яйца, лопались, обдавая жаром лицо. «Совсем как в Кандагаре», - подумал Мартолин. Утром, как ни пытался смыть синьку, ничего не вышло. Держалась она семь дней, чтобы потом вмиг бесследно исчезнуть.

Едва забрезжило, двое мужчин и двое мальчишек предприняли попытку сбежать с островка, переполнившего души страхом, злом, ощущением присутствия злоумышленников. С первой попытки ничего не вышло. Беглецов невидимки принудили остановиться, оглянуться, посмотреть и увидеть. Увидели они позади себя несколько свежих земляных воронок. Вокруг них - россыпи патронов и три покрытые ржавчиной винтовки без прикладов. Иван изумился: «Что выбросило на поверхность, что заставило стрелять непригодное, времен войны, оружие?!» Ответа нет до сих пор. Есть другое.

Год за годом, восемь раз, Егор и Иван наведывались на загадочный островок. И всегда одно и то же. Чье-то тягостное незримое присутствие. Те же патронные фейерверки. Та же свежевывороченная земля. Те же ночные возгорания воды. Конечно же, несмываемые следы синьки на руках.

Полковник не мог не рассказать брату о том, что у пинского феномена есть зеркальный, только афганский, «двойник».

- Будучи в Кандагаре, я зашел в неприметную лавчонку, - поведал он. - Хозяин торговал грошовыми сувенирами, лепешками, перцем, корицей, чаем. Над дверью висела картина во всех отношениях необычная. На холсте были изображены морские волны. Больше ничего. Как выяснилось, безымянный художник в качестве краски использовал густотертую синьку. Не ведая для чего, я купил полотно, в первую же ночь пожалев об этом. Когда погасил в комнате электричество, картина вспыхнула зловещим синим светом. Прикоснувшись к холсту, я почувствовал на пальцах воду. Я и окунул в холст руку, как окунают в полное ведро. Включил лампу. Картина как картина. Но рука-то влажная. Вся в краске, смыть которую невозможно. Чрез пару дней краска испарилась, оставив небольшой ожог. Эту чертову картину мой штурман, лейтенант Саша Мечник, надумал использовать как оберег и талисман, потому брал почти в каждый полет. Мне кажется, не будь этой картины, не преследовали бы нашу машину чужие вертолеты, подрагивающие, как студень, черные, без опознавательных знаков и маячков. Есть на борту картина - есть чужаки. Нет картины - нет их. Картина Сашу не уберегла. Вылетел однажды с другим командиром. Не вернулся. Сгорел в горах.

Болота, участки с избытком застойной воды, равно как горы в зонах высокой сейсмической активности, зачастую отмечены разнообразными аномалиями, «обожающими» вести между собой паранормальные диалоги. Оттого, вероятно, абсолютно правилен вывод Мартолина о том, что он, не ведая того, наладил энергоинформационную связь между аномальными зонами афганских гор и белорусских болот, после чего события начали развертываться в режиме синхронного отражения, являя то, что кажется нам чудесами.

Александр ВОЛОДЕВ