Феномен человека на фоне универсальной эволюции

Пролог

В достаточно артикулированном виде эволюционные представления возникли в текстах XVII в. Р. Декарта и И. Ньютона и заняли в науке господствующее положение в XIX в. благодаря, прежде всего, трудам Ч. Лайелля [Lyell, 1830-1833]и Ч.Дарвина [Darwin, 1859]. Большинство ученых считает сегодня фактом, что наблюдаемый мир эволюционирует в сторону усложнения В этой общей (универсальной, глобальной) эволюции выделяют три основных компоненты, или этапа (стадии), — неорганическую, органическую и социальную эволюцию.

Эволюцию трудно наблюдать, поскольку ее события происходят на промежутках времени, значительно превышающих характерные для нас, познающих субъектов3^. У нас и эволюции разные временные шкалы. Об этом хорошо сказал П. Тейяр де Шарден: «В любой области, когда вокруг нас начинает чуть пробиваться что-то действительно новое, мы его не замечаем по той простой причине, что нам надо было видеть его расцвет в будущем, чтобы заметить его в самом начале. А когда та же самая вещь выросла и мы оборачиваемся назад, чтобы найти ее зародыш и первые наброски, то тогда в свою очередь скрываются эти первые стадии, уничтоженные или забытые. Гдe столь близкие, однако, к нам древние греки или древние римляне? Гдe первые прялки, первые колесницы и первые очаги?.. Везде — в биологии, культуре, лингвистике, — как резинка в руках художника, время стирает каждую бледную линию в рисунке жизни... Кроме закрепившихся максимумов, кроме упрочившихся завершений, ничто... не остается от того, что было до нас... Поэтому нет ничего удивительного в том, что ретроспективно вещи кажутся нам появившимися в готовом виде» [Гейяр де Шарден, 1987. С.103].

Используемое нами определение понятия эволюции опирается на общепринятое ее определение как исторического развития. Нужно только уточнить, что такое развитие и чем историческое развитие отличается от неисторического.

Под развитием мы понимаем направленное необратимое изменение реальной системы во времени. В силу смертности реальных систем (см. разд. 4.4.4), их развитие, оставаясь необратимым, со временем идет вспять, как это происходит, скажем, со звездами, организмами или филогенетическими линиями. Под эволюцией же мы понимаем однонаправленное развитие, когда вектор развития не меняет своего направления. Онтогенез — это развитие, но не эволюция. Другими словами, эволюция, с нашей точки зрения, — это развитие достаточно большой реальной системы, поскольку, чем больше такая система, тем продолжительнее ее жизнь и тем менее вероятно обращение вектора ее развития за обозримый срок.

В нашем определении эволюции неявно присутствует наблюдатель. Для бактерии, если допустить на минуту, что она обладает разумом, развитие щенка, в котором она обитает, может представиться эволюцией, поскольку за весь обозримый с ее точки зрения срок щенок не выкажет признаков старения, его развитие будет однонаправленным. С точки же зрения человека, развитие практически любого организма на Земле — не эволюция, потому что он (организм) обязательно выкажет на наших глазах признаки старения. Если таких признаков не проявит, скажем, данная конкретная секвойя, живущая 3 тыс. лет, то мы совершенно определенно заметим их у других секвой. Бессмертен лишь феномен жизни во всей бесконечной эволюционирующей Вселенной (см. разд. 8.2), и потому только применительно к нему можно говорить об эволюции жизни без оглядки на наблюдателя. Биосфера Земли смертна, как смертна биосфера любой планеты, однако она (биосфера Земли) благополучно эволюционирует вот уже более четырех миллиардов лет, а ее угасания мы с вами, будем надеяться, не застанем. Поэтому относительно нас развитие земной биосферы является эволюцией.

Понятие эволюции используется в двух смыслах — узком и широком. Под эволюцией в узком смысле слова понимают непрерывное развитие, противопоставляя ее революции, под которой понимают резкий (взрывной) скачок в развитии. Исключая оговариваемые случаи, далее используется понятие эволюции в широком смысле этого термина со включением в него понятия революции. Другими словами, для нас эволюция может быть как непрерывной, так и скачкообразной.

Под прогрессом обычно понимают развитие от низшего к высшему, от плохого к хорошему. В этом же смысле говорят о прогрессивном развитии. Нас это определение не устраивает из-за его чрезмерной субъективности (не существует объективных критериев низкой и высокой организации, плохого и хорошего), а также потому, что, если говорить о человеке, то социальная эволюция вовсе не «озабочена» обеспечением его счастьем.

Поскольку однонаправленность эволюции является ее неотъемлемым свойством, постольку прогрессивная эволюция — это синоним эволюции вообще. Это вторая причина, по которой мы стараемся избегать понятия «прогресс», используя его, лишь когда возникает необходимость противопоставления (прогрессивной) эволюции эволюции адаптивной, т. е. направляемой средой. Регрессивной же эволюция, как мы ее здесь определяем, быть не может, регрессивным может быть лишь развитие.

Третья причина, побуждающая пореже использовать понятие «прогресс», — это его телеологичность: «Всякий раз, когда мы говорим о прогрессе, о критериях прогресса, мы фактически явно или неявно предполагаем наличие у системы некоторой цели. Целевой смысл заложен в самой этимологии термина „прогресс" (от лат. progredi — идти вперед)» [Стрельницкий, 1988. С. 34]. Поскольку, как считает автор этих строк, не существует никакого Высшего Существа, которое бы, создавая мир и вводя законы его эволюции, преследовало некую цель, постольку, на мой взгляд, у эволюции нет цели, а имеется только направление (вектор). Таким образом, наша трактовка эволюции нетелеологична.

Поясним сказанное. Понятия цель и целенаправленностьпредполагают субъекта, эту цель преследующего. В отличие от них, понятие целесообразность может и не предполагать субъекта, когда говорят, например, о целесообразном устройстве данной системы, имея в виду, что ее части хорошо приспособлены к выполняемым ими функциям в системе, а вся система — к функционированию в среде. К сожалению, общепринятые определения терминов телеология и телеономия содержат оба эти понятия (цель и целесообразность), что делает их несколько размытыми. Из-за этой их размытости часто используют телеологическую терминологию, когда следовало бы говорить лишь о целесообразном (эффективном) устройстве целого и когда некоторые авторы, внося, как мне кажется, дополнительную путаницу, используют телео-номическую терминологию, противопоставляя ее телеологической. Зачастую, однако, за телеологической терминологией стоит и вовсе обыкновенная семантическая небрежность, когда мы говорим, к примеру, что «река стремится к морю», тогда как, не будучи субъектом, река не может иметь никакой цели, так что говорить следует лишь о направлении ее течения. Нечто подобное часто происходит и при обсуждении эволюции, когда неоправданно используют телеологическую или телеономическую терминологию, тогда как когда речь фактически идет лишь о направленности эволюции.

В этой книге, таким образом, обсуждается направление эволюции вне рамок телеологической идеологии, реликты которой могут сохраниться у нас разве что по недосмотру.